– Я подвезу тебя.
– Ладно, – раздраженно бросила она.
Они вышли на улицу, и Джиджи разглядела землистый оттенок его кожи. Халед плохо выглядел.
– Ты заболел?
– Грипп. – Он пожал плечами. – Я хотел поговорить с тобой.
– О работе?
– Нет, о нас, Джиджи.
– Нет, нет, нет! – Она покачала головой и продолжала идти вперед.
– Джиджи, это несправедливо!
– Жизнь вообще несправедливая штука. Я еду домой переодеться. Увидимся на пресс-конференции.
Пресс-конференция проходила на первом этаже роскошного отеля. Казалось, здесь собралась половина Парижа. Гул мгновенно затих, когда в открытые двери вошли танцовщицы «Синей птицы». Джиджи возглавляла шествие из двадцати трех танцовщиц. Джиджи села рядом с девушками и посмотрела на Халеда. Пресс-конференция началась.
Посыпались вопросы. Джиджи слушала, как Халед отвечает на них, и старалась надолго не задерживать на нем свой взгляд.
– Почему вы решили сделать это, господин Китаев? Некоторые называют ваш поступок любовным посланием Парижу.
Халед подался вперед и пристально посмотрел на Джиджи.
– Это любовное послание одной конкретной женщине.
Он явно вышел за рамки сценария, потому что журналисты начали недоуменно переглядываться. А потом посыпались вопросы.
– Кто она?
– Она француженка?
– Она танцовщица из вашего кабаре?
Джиджи изо всех сил сдерживалась, чтобы не вскочить и не потребовать объяснений. О каком любовном послании он говорит, к какой женщине? Девушки зашептались, и Джиджи поняла, что двадцать три пары глаз прикованы к ней.
– Она ирландка. – Халед улыбнулся на камеру. – Она танцовщица из «Синей птицы». Она – причина, по которой я свернул горы, но собрал вас здесь. Сегодня ровно шесть недель, как она ворвалась в мою жизнь. Именно ее парижане должны поблагодарить за спасение кабаре. Мой последний визит в Париж был самым запоминающимся, потому что здесь я встретил женщину, с которой хочу провести остаток дней.
Камеры защелкали затворами. Джиджи вскочила на ноги и бросилась вон из конференц-зала.
– Джиджи! – крикнул он ей вслед, но она не обернулась.
Халед отбросил свой стул и рванул к выходу. Джиджи уже садилась такси, когда он догнал ее. Халед распахнул дверь автомобиля и уселся рядом с ней.
– Убирайся к черту!
Халед захлопнул дверь и дал водителю адрес на Монмартре.
Джиджи воинственно скрестила руки на груди, и Халед притянул ее к себе. Джиджи брыкалась и сопротивлялась, чтобы он не мог поцеловать ее.
Он твердо знал: Джиджи – единственная женщина в его жизни, и сейчас он держал ее в своих руках. Он понимал, что ему необходимо найти правильные слова, чтобы она снова поверила ему.
– Ублюдок.
– Я люблю тебя, – сказал он, прижимая к себе ее гибкое тело. – Я влюбился в тот самый миг, когда увидел тебя распростертой на полу. Я скучал по тебе каждую секунду, что мы были не вместе. Я не должен был тебя отпускать. И если я хочу подарить тебе кабаре, то я сделаю это, и Париж может идти к дьяволу.
– Ты заставил меня выбирать между собой и театром. – Она ощутимо ударила его кулаком в грудь.
– Не нужно ничего выбирать, малыш. И я, и театр принадлежим тебе, – поклялся он между поцелуями. – Только не оставляй меня больше.
Джиджи прижалась к нему и поцеловала его солеными от слез губами.
Такси остановилось. Халед расплатился с водителем и помог Джиджи выйти из машины. Это была узкая улица на вершине холма. Перед ними возвышался дом с кремовыми стенами и высокими окнами.
– Где мы?
Халед взял ее за руку и повел в маленький сад, окружавший дом.
– Правило десяти километров, – сказал он.
– Что?
– Однажды ты сказала мне, что не можешь встречаться с мужчиной, который живет больше чем в десяти километрах от Монмартра. Поэтому я купил дом в этом радиусе.
– Дом? Но ты живешь в Москве.
– Я могу управлять делами из любой точки мира. Дом, конечно, чуть меньше кабаре, но все же в нем хватит места для нас двоих, для детей, которые у нас будут.
Джиджи посмотрела на него снизу вверх и улыбнулась. Это были именно те слова, которые она хотела услышать.
– Выходи за меня замуж, Джиджи, роди мне детей. Давай состаримся вместе.
Вместо ответа, Джиджи обвила его шею руками и покрыла поцелуями его счастливое лицо.
Крыши Парижа отбрасывали тени в свете тусклых фонарей. Они шли, взявшись за руки, по вечернему Монмартру.