– Нет, я не хочу чай. Я хочу поцеловать тебя.
Она выглядела такой удивленной и польщенной, что ему захотелось немедленно уложить ее на маленький неудобный диван и насладиться ее нежной податливостью. Он обнял ее и пообещал себе, что это будет только один поцелуй. Но как только их губы соединились, все мгновенно переменилось, и его поцелуи стали настойчивыми и яростными, ее язык заскользил по его губам. Халед стремительно терял контроль над собой.
За его спиной громко хлопнула дверь.
Джиджи дернулась в его руках. Она тихо пискнула от ужаса, и это было бы смешно, если бы она тут же не оттолкнула его. Джиджи одернула футболку и начала судорожно приглаживать волосы. Она выглядела ужасно виноватой и при этом безумно сексуальной. Гораздо труднее будет скрыть его явную эрекцию.
Миниатюрная брюнетка, которую Халед уже видел вчера, стояла в дверях с букетом подсолнухов в одной руке и пакетом из бакалеи – в другой. Девушка уронила их на пол.
– Я, кажется, помешала, – каменным голосом проговорила она.
– Нет, – поспешно ответила Джиджи.
Мобильный телефон завибрировал в кармане куртки Халеда уже, наверное, в сотый раз с тех пор, как он сел за руль своего «ламборджини». Он подумал, что стоит взять трубку. Страшно вспомнить, сколько лет назад он последний раз встречался с женщиной, которая делила квартиру с соседкой.
Халед достал мобильный и повернулся спиной к девушкам, чтобы дать им время.
– Слушаю, – сказал он по-русски.
– Что он здесь делает? – прошипела Лулу, перешагнув через пакет с продуктами.
Джиджи пожала плечами. Она не имела ни малейшего представления, как объяснить присутствие в их квартире Китаева, не говоря уж о том, чем они тут занимались. У Джиджи было немало вопросов к самой себе: какого черта она вывалила ему практически всю свою семейную историю?
Лулу выглядела очень рассерженной. Она протопала в свою спальню, и Джиджи последовала за ней.
– Решила занять место Соланж? – требовательно спросила она, прикрыв за собой дверь.
– Нет! – нахмурилась Джиджи. – Это не так. Он никогда не интересовался Соланж.
Лулу фыркнула:
– Любой мужчина интересуется Соланж.
– Он мне сказал, что это маркетинговый ход, чтобы сфотографировать его вместе с танцовщицей.
По лицу Лулу без слов было понятно, что она об этом думает.
– И чем ты здесь с ним занималась, Джиджи? Как у вас вообще до этого дошло?
Джиджи вкратце рассказала подруге о стычке со службой безопасности, скандале на улице и папарацци. Когда она закончила, у Лулу просто-напросто отвисла челюсть. Лулу закрыла рот с громким щелчком зубами, когда Джиджи перешла к рассказу о том, что было в отеле.
– Он отвел меня в номер, чтобы осмотреть мои ноги.
– Ты показала ему свои ноги? – Лулу повысила голос.
– Тсс, он же услышит! Не делай из мухи слона. – Джиджи понимала, что кривит душой, и Лулу знала это, как никто другой. – Мы оказались в ванной комнате.
– Как вы оказались в ванной вдвоем?
– Он меня туда отнес.
– Ты что, разучилась ходить? – прищурилась Лулу.
– Я до волдырей стерла ноги.
Лулу наградила ее испепеляющим взглядом. Джиджи решила опустить ту часть, в которой вела себя как взбесившаяся нимфоманка. Некоторые вещи лучше оставить при себе, к тому же Лулу не поймет. Единственный, по кому она сходила с ума, – Грегори Пек. Когда они смотрели старые фильмы с его участием, Лулу обнимала подушку и горестно вздыхала, сетуя, что настоящие мужчины вымерли.
Джиджи подозревала, что в соседней комнате находился как раз тот редкий представитель племени настоящих мужчин, но Лулу этого все равно не объяснишь. После всего того что она сама рассказывала о нем в течение последних нескольких дней, она не могла обвинять Лулу в излишней подозрительности.
– Я показала ему презентацию, и, кажется, он заинтересовался. А потом он отвез меня домой из-за журналистов. – Джиджи сама понимала, что прозвучало это неубедительно.
Он привез ее домой и тут же отвлек от того, что она на самом деле хотела сделать, – показать памятные вещи о кабаре. А вместо этого она рассказывала ему о своей матери. А потом он поцеловал ее. Джиджи прикоснулась к своим губам. От Лулу не укрылся этот неосознанный жест.
– Неужели он ничего не говорил о кабаре? Или все это для того, чтобы залезть танцовщице в трусики? – выпалила Лулу и густо покраснела.
– Это не так!
– Никто не должен встречаться с Китаевым. Между прочим, это твоя цитата! – Лулу воинственно скрестила руки на груди.
– Я знаю, знаю.
Лулу смягчилась:
– Джиджи, подумай сама. Как ты собираешься объяснить все это другим девушкам?
– Они не узнают.
Слова сами слетели с губ, и Джиджи поняла, что она пропала.
– Ты собираешься сделать это у всех за спиной? Серьезно, Джиджи?
– Нет. Конечно нет.
Лулу знала о ее прошлом, знала, как Джиджи ненавидит ложь.
Отец запихнул ее в водевиль, служивший ширмой для его мелких преступлений, в четырнадцатилетнем возрасте, и они колесили из города в город. А четыре года спустя, когда он предстал перед судом и был признан виновным, а на ее запястьях защелкнулись наручники, отец сказал, что думал – это все не имеет значения, пока она ничего не знает…
Только в соответствии с законом незнание не освобождает от ответственности, и она прекрасно выучила этот урок. Семь лет назад, выйдя из здания суда, она поклялась себе, что будет честна перед собой и станет смотреть жизни прямо в глаза, ничего не скрывая.
– Это больше не повторится. – Она посмотрела Лулу в глаза.
Она не сможет помочь театру, если скомпрометирует себя. Жизнь может быть сложной и тяжелой, но это не значит, что для выживания нужно обманывать и воровать. Она столько лет выстраивала свою жизнь заново и не собиралась портить все в одночасье.