Она выглядела довольно забавно, но вместе с тем Халеду хотелось дать ей встряску. Почему она так беспокоится? Почему вообще обращает на них внимание? Мнение этих людей ничего не значит. Их мнение будет меняться в соответствии с новыми газетными заголовками. Учитывая то, что он ей наговорил, она не должна была так энергично становиться на его защиту.
– А ты вообще кто такая? – с осуждением спросила женщина.
Джиджи сама не понимала, что ждала именно этого момента. Она выпрямилась во весь свой рост и открыла рот…
Халед что-то грубо произнес по-русски.
– Довольно, – сказал он по-английски и схватил Джиджи за руку. – Спектакль окончен.
К удивлению Джиджи, он потащил ее прочь.
– Джиджи Валенте! – крикнула она через плечо. – Я танцовщица в «Синей птице», лучшем кабаре города!
Китаев дернул ее к себе.
– Эй, ты что делаешь? – возмутилась Джиджи.
– То же самое я мог бы спросить у тебя!
– Пытаюсь продвигать наше кабаре!
Халед выругался. Он оглянулся через плечо и стиснул зубы. Джиджи тоже оглянулась: прохожие доставали свои смартфоны и фотографировали их.
– Не оборачивайся, – приказал он, – и никак не реагируй.
– Ладно, – ответила Джиджи, вдруг осознав, что они держатся за руки.
– Не могу поверить, что ты сказала им свое имя. – Китаев осуждающе посмотрел на нее сверху вниз.
Джиджи моргнула, ее мысли все еще крутились около их переплетенных пальцев.
– А почему нет? – Джиджи оступилась. – Вот черт! – Он посмотрел на нее, и Джиджи нахмурилась. – Что? Ты считаешь, я сделала это нарочно?
– Нет. Я думаю, ты сделала это точно так же, как делаешь все на свете, Джиджи, – не оценивая реальную ситуацию и последствия своих действий.
– Варвар! – крикнул кто-то из толпы.
Джиджи содрогнулась от неприкрытой злобы, прозвучавшей в голосе.
– Да что происходит с этими людьми?
– Ваше кабаре стало катализатором общественного мнения.
Джиджи понятия не имела, что общественное мнение может быть таким устрашающим. Она слабо вскрикнула, когда вспышки ослепили ее, и инстинктивно отвернулась. Халед прикрыл ее своим телом.
«Папарацци» – единственное слово, которое она распознала в потоке русской брани. Надо признать, что способность ясно мыслить у Джиджи была явно нарушена потому, что она была прижата к Халеду. Он был таким большим и сильным, и она вдыхала его запах, как наркоман – кокаин. От него пахло лосьоном и мускусом – пьянящее сочетание. Рукой он придерживал ее за спину, и Джиджи поняла, что он хочет, чтобы она оставалась на месте и не двигалась.
Папарацци уехали так же внезапно, как и приехали, но они так и не сдвинулись с места. Джиджи замерла: он заставлял ее чувствовать себя женщиной, привлекательной, желанной.
– Надо двигаться, – сказал он, и его дыхание обожгло ей щеку.
Китаев не шевельнулся. Он тоже это чувствовал? Джиджи вдруг осознала, что тесно прижимается к его мускулистым бедрам, да и вообще ей очень комфортно в его объятиях. Жар охватил ее бедра, соски затвердели, и внезапно она почувствовала, что с подобной проблемой столкнулась не одна она.
Джиджи напомнила себе, что он мужчина из плоти и крови, а их тела буквально вжаты друг в друга, так что это может быть чисто физиологической реакцией. Но она все еще помнила его комментарии о ее назойливости, и все же ее уверенность в себе окрепла и расцвела от весьма внушительного подтверждения того, что он не так уж равнодушен к ней, как старался показать.
Джиджи подняла голову, и их взгляды встретились. У нее участилось дыхание, они стояли так близко, что она могла разглядеть золотистые искорки в его карих глазах. Она вдруг подумала, что он не такой, каким она себе его нарисовала. Умный человек, возможно даже, достаточно проницательный, чтобы увидеть перспективу в их кабаре.
Чем дольше они так стояли, тем неудобнее она себя чувствовала. Возможно, и он сможет рассмотреть в ней что-то, чего она предпочла бы никому не показывать.
Джиджи инстинктивно отстранилась. Неожиданно он снова взял ее за руку, и их пальцы переплелись. Она попыталась освободиться, потому что жест показался ей слишком интимным, но он вдруг пошел вперед, потянув ее за собой.
– Что мы делаем? Что происходит?
– Мы идем, – грубовато ответил он.
Это она уже поняла. Только куда они идут?
Он достал мобильный телефон из заднего кармана, нажал несколько кнопок и что-то сказал по-русски своему собеседнику.
– Благодаря твоей болтливости наши фотографии скоро облетят весь Интернет, – спокойно произнес он и убрал телефон.
– Что? О чем ты?
Словно из ниоткуда материализовалась небольшая группа мужчин. Китаев приобнял ее за плечи.
– Все в порядке, это моя служба безопасности, – сказал он с такой спокойной уверенностью, что она покорно взяла его за руку и молча последовала за ним к лимузину с тонированными стеклами, припарковавшемуся у тротуара.
Не говоря ни слова, он затолкал ее в машину. Она забралась на роскошное кожаное сиденье, поскольку у нее не было особого выбора.
– У меня были некоторые проблемы с безопасностью с тех пор, как я прибыл в Париж, – сообщил он ей, когда автомобиль мягко вклинился в поток машин.
– Какие проблемы? – переспросила она.
– Обычные. Нарушение личной жизни, фотографы, агрессия от людей, готовых накинуться на меня с топорами, – да ты сама только что видела.
Джиджи поджала губы и промолчала. Китаев смотрел на дорогу.
– По правде говоря, если тебя это интересует, у меня есть кое-какая собственность на юге Франции и несколько холдингов в Париже и за его пределами. У меня нет никакого великого плана. «Синяя птица» свалилась мне как снег на голову, и это стало катализатором для ксенофобии в этом городе. – Он задумчиво посмотрел на нее. – И да, информация лично для тебя, Джиджи. Соланж Делон мне нужна для рекламы. Моя пиар-команда собиралась сфотографировать меня с одной из французских танцовщиц при полном параде, чтобы братья Дантон смогли прикрыть все негативные отзывы.